Ричард Сэпир - Китайская головоломка [другой перевод]

— Иногда мы это делаем. Но сейчас, сэр, нет. Минимальная ставка — один доллар.

— Возмутительно. Вызовите сюда управляющего.

Последовало небольшое тихое совещание двух служащих казино, находившихся за столом.

Наконец, один из них созрел:

— Если желаете, сэр, вы можете получить наличными за ваши фишки. Или, если вы всё ещё продолжаете настаивать, можете сделать двадцатипятицентовые ставки.

— Хорошо, — ответствовал человек с ожесточившимся лицом. — Продолжим?

— Вы сейчас будете делать ставки?

— Нет, — сказал мужчина. — Я сначала хочу посмотреть, как крутится столик.

— Хорошо, сэр, — согласился крупье, собрал все ставки и крутанул колесо.

— Добрый вечер, сэр, — сказал Ремо, наклонившись к доктору Смиту и слегка задев его пиджаком. — Проигрываете?

— Нет, я даже выиграл семьдесят пять центов. Обратите внимание — как только кто-нибудь начинает выигрывать, они тут же меняют правила.

— И сколько времени вы уже находитесь здесь?

— Час.

— О! — Ремо сделал вид, что достаёт из своего кармана пачку банкнот, которую только что извлёк из кармана доктора Смита. Он быстро просмотрел её. Там было более двух тысяч долларов. Ремо купил две горы фишек стоимостью двадцать пять центов каждая. На две тысячи долларов. Он буквально засыпал стол фишками.

— Что вы делаете? — воскликнул доктор Смит.

— Собираюсь играть, — заявил Ремо.

Шарик подпрыгнул, завертелся и со звоном упал в ячейку. Крупье тут же стали собирать фишки и выплачивать выигрыши. Ремо остался почти при своих. И снова он разбросал свои деньги на ставки. Он делал это ещё пять раз, наблюдая гнев в глазах доктора Смита, который тот хорошо скрывал.

Поскольку Ремо был явным лунатиком, крупье не ограничивали ставки двадцатью пятью центами на номер для него.

Поэтому на шестом заходе Ремо поставил фишки стоимостью сто долларов на номер двадцать три и, когда он выпал, собрал свой выигрыш — три тысячи пятьсот долларов. Затем сдал в кассу фишки, получил за них наличные и удалился вместе с доктором Смитом, который следовал за ним.

Они вошли в ночной клуб отеля, где было шумно и где, сев лицом к крикливой толпе, можно было разговаривать без опасения, что тебя услышат. Тем более что глаза всех присутствующих были прикованы к стриптизу на сцене.

Когда доктор Смит и Ремо разместились за столиком, доктор сказал:

— Вы дали тому парню чаевые в сто долларов. Сто долларов — на чай. Чьи деньги вы с такой лёгкостью транжирите?

— О! — воскликнул Ремо. — Я совсем забыл. — Он вытащил из кармана кипу банкнот и отсчитал две тысячи долларов. — Это были ваши деньги. Вот они.

Смит похлопал себя по карману, убедился, что там пусто, и взял деньги без всяких комментариев. И тут же сменил тему разговора.

— Вы, вероятно, ломаете голову, почему я встречаюсь с вами напрямую, минуя обычную цепочку?

Ремо как раз задал себе этот вопрос. Обычно вызов на задание осуществлялся с помощью объявления в утренней газете. После чего Ремо должен был ближайшим рейсом вылетать в аэропорт Кеннеди — первым после шести часов утра. Затем он должен был пройти в ближайший к стойке мужской туалет, подождать, пока все оттуда выйдут, и сказать самому себе вслух что-то о цветочках и солнечном свете. Из какой-либо кабинки ему должны были протянуть бумажник. Следовало убедиться, что печать на бумажнике цела. Если вскрыта, необходимо было убить человека, находившегося в кабинке. Если же печать была не тронута, он немедленно отдавал собственный бумажник, не позволяя человеку в кабинке рассмотреть своё лицо. Потом он открывал новый бумажник, знакомился со своей новой легендой, узнавая место и время встречи со Смитом. Сейчас впервые Смит лично вступил с ним в контакт.

— Да, я удивился.

— Ну, у нас нет времени для обсуждения. Вам надо встретиться с женщиной китайской национальности в аэропорту «Дорваль» в Монреале. Ваша легенда будет следующей: вы её телохранитель, выделенный секретной службой США. Вы будете при ней, когда она начнёт разыскивать некоего генерала Лиу. Вы будете оказывать ей помощь в поисках — любую. Осталось всего шесть дней. Когда генерал Лиу будет найден, вы должны оставаться с ним и охранять его жизнь, пока они оба не вернутся в Китай в целости и сохранности.

— И?

— И что?

— Каково моё задание?

— Это и есть ваше задание.

— Но меня не готовили в телохранители. Это не моя функция.

— Я знаю.

— Но именно вы всегда подчёркивали, что я должен выполнять только свои функции. Если бы я захотел сделать что-нибудь ещё для правительства, помнится, вы предлагали мне сразу же записаться в добровольцы для уборки мусора. Это ваши точные слова.

— Я знаю.

— Доктор Смит, всё это дело выглядит ужасно глупо. Некомпетентно.

— В каком-то смысле — да.

— А в каком смысле — нет?

— Мы подошли почти вплотную к достижению мира. Долгого и прочного мира на земле.

— Это не причина для того, чтобы менять мои обязанности.

— Решаете не вы.

— Хорошенький способ подставить меня под пулю!

Смит не обратил внимания на последние слова.

— И вот ещё что…

— Что ещё?

Гром труб прекратился, на сцене начался новый акт раздевания, теперь уже под мягкую, мелодичную музыку. Оба мужчины за столиком молча уставились на сцену, ожидая, когда снова зазвучат фанфары.

— Вы возьмёте с собой Чиуна. Именно поэтому я встречаюсь здесь с вами лично. Он будет работать при вас в качестве переводчика, так как говорит свободно на кантонском диалекте и диалекте «мандарин».

— Извините, доктор Смит, из этого ничего не выйдет. Ни под каким соусом. Я не могу взять с собой Чиуна ни в какую операцию, где речь идёт о китайцах. Чиун ненавидит их почти так же, как японцев.

— Однако он всё ещё профессионал. Он был профессионалом уже с детских лет.

— Кроме того, он остался корейцем из деревни Синанджу, где родился и вырос. Я никогда не видел в нём никакой ненависти, никогда, вплоть до этой поездки — китайского премьера к нам в Штаты. Но сейчас я своими глазами увидел, как он может ненавидеть. А я знаю — он сам научил меня, — что компетентность уменьшается от ненависти и гнева.

В словах Ремо слово «некомпетентность» было самым страшным ругательством. Когда твоя жизнь зависит от правильности поступков, некомпетентность — злейший враг.

— Послушайте, — сказал Смит. — Азиаты всегда воюют друг с другом!

— В отличие от кого?

— Хорошо. Но его семья веками работала на китайцев по найму.

— И он ненавидит их.

— И продолжает брать у них деньги.

— Вы хотите, чтобы меня убили. До сих пор это не удавалось. Но в конце концов вы добьётесь своего.

— Вы берётесь за задание?

Ремо на мгновение замолчал, наблюдая, как на сцене появились совсем молоденькие девушки с великолепно развитыми формами и лицами киноактрис. Красотки синхронно, как на параде, стали танцевать под резкие звуки труб.

— Ну? — спросил Смит.

Ремо с отвращением смотрел на сцену. Оказывается, можно взять человеческое тело, прекрасное человеческое тело, упаковать его в блёстки и мишуру, окружить светом прожекторов и грохочущей музыкой и превратить парад в непристойность. Тот, кто придумал это, целился в самые примитивные инстинкты — и весьма преуспел. Неужели за такой хлам и мусор он должен отдать свою жизнь?

Или, может быть, за свободу слова? Может, встать и поприветствовать это? Честно говоря, Ремо не очень хотелось слушать подобную болтовню. Джерри Рубин, Эбби Хоффман, преподобный Мак Интайр? Что уж такого ценного в свободе слова? За демагогию не расплачиваются человеческой жизнью. А Конституция? По сути — просто набор дешёвых фраз, которым он никогда не верил.

Он хотел — и это был его секрет — жить для «Кью», а не умереть за неё. Смерть это глупость. Отчего же тогда людей одевают в мундиры и гонят на смерть под музыку? Никому же не приходит в голову отправлять под музыку в спальню или на званый обед!

Может, поэтому у ирландцев так много великолепных воинственных песен и замечательных певцов? Взять, к примеру, того певца — как же его звали? — который выступал с мощным усилителем в клубе на Третьей авеню. Брайан Антони. Своим голосом он мог заставить маршировать кого угодно и куда угодно. Как известно, Ирландская Революционная Армия не идёт ни в какое сравнение с Мау-мау или любой другой террористической организацией, не говоря уже о Вьетконге. Ирландцы находили доблесть в смерти. И умирали.

Но одно дело — Брайан Антони, а другое — этот оглушающий вой! Его сердце могло бы биться в унисон с сердцами ребят в зелёной униформе. Ради этого стоит погибнуть. Просто пой — и ничего больше.

— Ну? — снова повторил свой вопрос Смит.

— Чиун исключается, — ответил Ремо.

— Но вам необходим переводчик.